H X M

Публикации

Подписаться на публикации

Наши партнеры

2013 год № 2 Печать E-mail


Сергей ВЕЛИНСКИЙ


Он, она и небо


Рассказ

 

Входная дверь распахнулась, и в здание аэропорта вошел молодой человек в тонком кашемировом пальто и шикарном однобортном костюме-тройке того же черного цвета. Безупречность белоснежной сорочки дополнял изумрудный галстук с косыми поперечными полосами. Светлые, почти соломенные волосы были модельно подстрижены и слегка шевелились в такт шагам уверенного в себе человека. Дорогой кожаный кейс завершал образ «важной персоны».
Надо сказать, этот строгий костюм молодой человек надевал редко: его немного смущало ощущение самого себя. Одежда преображала не только внешне, но невольно меняла манеры, голос и даже мироощущение. Облачившись в костюм, молодой человек невольно становился образчиком галантности, говорил кратко и выразительно.
В аэропорту Шереметьево-1 очень редко не было толкотни, особенно в канун праздников, но сегодня в главном зале было тихо и малолюдно. Одинокие пассажиры выглядели задумчивыми. Монотонный голос диктора, предваряемый приятным для слуха сигналом, вселял незыблемую уверенность в авиации.
Билет уже лежал во внутреннем кармане пальто, поэтому молодой элегантный мужчина, пройдя первый пост контроля, проследовал прямо к пункту регистрации пассажиров.
Вежливые, но бдительные сотрудницы плавно досматривали личные вещи входящих в зал ожидания. Их чуткие ладони в матерчатых перчатках отработанными до автоматизма движениями скользили по телам претендентов на место в авиалайнере.
Молодой человек в черном оказался третьим в очереди. Он был всецело поглощен собой и с трудом замечал происходящее вокруг, но вдруг нечто яркое вырвало его сознание из омута размышлений — ОНА оказалась ярче светлых событий в его размеренной жизни. В зону досмотра вошла девушка, до этого ее скрывала широкая спина высокого мужчины с рюкзаком на плече.
Поставив тяжелую дорожную сумку на транспортер рентгеновского аппарата, она изящным движением скинула с плеч невесомый плащ и, слегка приподняв руки, встала перед сотрудницей службы безопасности.
Руки сотрудницы осторожно коснулись плеч и скользнули к талии, прижимая шелковую светло-зеленую блузу к изящным изгибам тела.
В отличие от девушки в плаще, проверка молодого человека прошла без задержки, у него не было багажа, в то время как девушка была занята оформлением пухлой сумки. Молодой человек подхватил кейс и не спеша шагнул к лестнице, ведущей на второй этаж, в зал ожидания. Девушка, закончив с багажом, пошла следом, и молодой человек почувствовал на себе ее взгляд.
Волею судьбы элегантный мужчина и девушка вошли в самолет последними и, более того, оказавшись на борту аэробуса, сели на соседние кресла. До взлета оставались считанные минуты. Двигатели взвыли, самолет выруливал на взлетную полосу. Пассажиры галдели, парень и девушка сидели рядом, не проронив ни слова.

Третье марта 2012 г. 16:21 по московскому времени. Борт 57-11. Рейс 322 Москва — Калининград. Высота 9800 м.

Из хозяйственного отсека ТУ-214 вышла взволнованная стюардесса, направляясь в кабину пилотов. Она старательно изображала спокойствие, однако торопливый шаг выдавал ее с головой. К счастью, никто из пассажиров этого не заметил, точнее, никто, кроме одного пассажира, единственного человека на борту, одетого в черный костюм. Девушка, что сидела рядом с ним, заметила лишь мимолетный интерес соседа, но не придала этому значения.
Через несколько секунд самолет вздрогнул. Правый двигатель натужно взвыл. Пассажиры встревоженно переглядывались, опасаясь высказать вслух мысль, которая посетила каждого.
Четыре бортпроводницы в темно-голубых платьицах медленно вошли в салон, всем своим видом показывая, что не произошло ничего из ряда вон выходящего. Из громкоговорителей раздался ровный голос капитана воздушного корабля, бесстрастно оповестившего пассажиров о том, что самолет попал в зону турбулентности и в течение нескольких минут неизбежно ощущение легкого дискомфорта.
Люди успокоились, возвращаясь к прерванным занятиям и беседам. Бортовые системы пожаротушения без труда справились с возгоранием правого двигателя в первый раз...
Приблизительно через десять минут вибрация повторилась. Но в этот раз она была намного сильнее, динамики громкой связи ожили вновь.Капитан порекомендовал пассажирам пристегнуть ремни и оповестил о вынужденной посадке в связи с грозовым фронтом, возникшим прямо по курсу следования воздушного корабля.
Зерно паники было посеяно, но не давало всходов, пока... Пассажиры настороженно переглядывались, спешно нащупывая замки привязных ремней, по салону пронеслась металлическая неровная дробь щелчков. Голоса смолкли. Гул двигателей изредка разбавлялся испуганным полушепотом.
Одна из стюардесс вышла в центр салона и повторно стала демонстрировать возможности спасательного жилета, знакомила с правилами пользования кислородной маской и безопасными позами при аварийной посадке. Проделывала она все это едва не зевая, со всей небрежностью, на какую была способна, мол то, что вы видите, не более чем надоедливая формальность.
Однако всем ее стараниям не суждено было достичь праведной цели. В правой части салона раздался вскрик:
— Девушка! Там дым... — мужчина средних лет указывал пальцем в стекло иллюминатора и с ужасом в глазах повторял: — ...дым! Мы загорелись! Там дым, девушка, скажите капитану!
Вьющийся, ядовито-зеленый сорняк неконтролируемых эмоций расползался по салону. Паника давала всходы и разрасталась с неимоверной скоростью, бортпроводники не успевали бороться с ней. Настроение полутора сотен человек выходило из-под контроля. Самолет трясло, как в лихорадке, гулкий хлопок на мгновение заглушил истерические выкрики, двигатель был охвачен темно-серым дымом. Из трещин в кожухе, как из газовой горелки, вырывалось неистовое пламя, а вместо реактивной струи турбина изрыгала обломки собственных внутренностей.
Женщины плакали и пытались успокоить детей, которые в свою очередь успокаивали женщин и детей более младшего возраста. Мужчины либо молча обнимали женщин и детей, либо ругались матом, проклиная авиастроителей и… разумеется, президента. Либо искали спасательные жилеты, выкрикивая собственные рекомендации опытным пилотам, даже не понимая того, что пилоты не могут их слышать. Бортпроводники предпринимали отчаянные попытки овладеть ситуацией. И лишь два человека до сих пор не проявили своего отношения к происходящему.
Парень в черном костюме в спокойствии, граничащем с обреченностью, оглядывал обезумевшую толпу. Время от времени он принимал удивленно-благодарные взгляды стюардесс и искренне удивлялся собственному спокойствию. Неожиданно для себя молодой человек не обнаружил в своей душе страха перед неминуемой гибелью. Была лишь гнетущая пустота. Ему почему-то вспомнился единственный момент из его жизни.
Это была вечеринка в студенческом общежитии, на которой его приятель, будучи изрядно подпитым, изображал абстрактные портреты присутствующих. Легкими движениями руки он нагромождал на тетрадном листе, казалось бы, бессвязные образы, которые при детальном рассмотрении неожиданно четко отражали суть натуры. Когда же очередь дошла до тогда еще юноши, а теперь успешного и богатого молодого человека, на листе бумаги возник правильный куб. Это была тонкая шутка. Смеялись все, в том числе и сам изображенный. Тогда он не совсем понял глубину трагедии, скрытой под беззлобной сатирой приятеля.
Теперь, сидя в кресле падающего самолета, молодой человек понял тот «портрет». Понял и ужаснулся. Достигая высот успеха, он незаметно для себя опустился в бездну душевного и физического одиночества.
Рой мыслей потерял четкость и закружился мутным вихрем.
Нежное тепло вырвало молодого человека в черном костюме из оцепенения и словно пронзило левое бедро, затем плавно распространилось по всему телу, заставило сердце очнуться от многолетнего сна и судорожно забиться…
Мужчина повернул голову, чтобы увидеть причину неожиданного забытого ощущения. Девушка прижалась к нему бедром, посмотрела в глаза, отстранилась. Он не хотел этого. Даже невольно закрыл глаза, словно таким образом мог заставить время остановиться.
Маленькие, будто детские, ладони девушки лежали на коленях, правая сжимала край юбки, левая скомкала аккуратно свернутый плащ. Его взгляд остановился на ее лице, обрамленном густыми темными волосами, собранными в тяжелый хвост. Тонкие черные брови, слегка прикрытые челкой, были вопросительно приподняты. Большие карие глаза искали встречи с его серо-зелеными.
Спустя мгновение их взгляды столкнулись, как автомобили на автостраде. Та же грусть, которую парень считал только своей, вырвалась из глаз девушки и больно хлестнула его внезапно ожившее сердце.
Пилот авиалайнера тщетно пытался обуздать поврежденную машину. Взрыв изуродовал крыло и обшивку фюзеляжа. Капитан принял решение опуститься в более плотные слои атмосферы. Пассажиров трясло так, как будто они со скоростью самолета неслись на велосипеде по бездорожью.
До трагического конца оставались считанные минуты. Среди человеческого хаоса и паники, поглотившей даже некоторых членов экипажа, ярким пятном безмятежности выделялись ДВОЕ, для которых время остановилось. Оба отчетливо понимали безнадежность происходящего, но не страх перед гибелью разрывал им грудь.
Они долго глядели в глаза друг другу, стараясь отыскать то, что способно было приглушить нарастающую тоску. Первым заговорил мужчина, шум катастрофы заставил его напрячь голосовые связки и склониться к плечу собеседницы, ощущая ее тепло и запах.

— У вас есть кто-нибудь?
— Нет... — девушка ненадолго задумалась, — ...иногда мне кажется, что, случись что-то, а обо мне и плакать-то некому.
— Вам страшно?
— А вам? — девушка ожидала ответа так, будто от него зависела ее судьба.
— Обидно, — парень сжал губы в полоску, одновременно пожимая плечами, словно это не утверждение, а предположение.
— Обидно?! — девушка удивилась. — Но не похоже, чтобы ваши годы были прожиты бесцельно. Чего-то же вы добились?
— Да, но не того, что нужно. Обидно то, что я, кажется, понял, чего именно не успел сделать в жизни… — он замолчал, не закончив мысль.
— …а в авиакатастрофах не выживают, — с тоской закончила его мысль девушка. Несколько секунд она молчала, затем ее глаза блеснули, в них воссияла и невостребованная нежность,  и радость, словно она нашла выход... будто уже спаслась…
— Сейчас ведь уже не нужно хранить тайны? Не нужно притворяться и прятать мысли? Поиграем?
— Боюсь, у нас мало времени, — он шестым чувством уловил ее намерение, — хотя, может, именно теперь и настал момент перестать дорожить им... — мужчина помолчал, вглядываясь в большие, сбросившие пелену грусти, глаза. — И что же вы придумали?
— Давайте представим, что мы любим друг друга уже много лет. Что у нас большой дом, что нас ждут.
— А дети у нас есть? — мужчина подключился к игре.
— Да, разумеется, какая же семья без детей? Их у нас трое, — девушка улыбнулась лучистой, искренней, слегка подернутой грустью улыбкой, но это была уже совсем другая грусть.
— Трое? Тогда пусть будет двое пацанов и дочка.
— А почему не две девочки и сыночек?
— Ну, хорошо, две девочки и два мальчика.
— Неужели уговорила. Ты, наверное, очень сильно меня любишь?! Только вот одна неувязочка — мне двадцать пять…
— И что? Если мы начали в восемнадцать, то вполне могли управиться к твоему юбилею.
— Да. Если бы я рожала, в лучшем случае, через год. Я же не корова, — девушка засмеялась.
— Хорошо, тогда мальчики-близнецы?
— Ну, если мальчики-близнецы, тогда я согласна.
Казалось, они говорили целую вечность, уточняя детали их «долгой», пусть придуманной на ходу, но счастливой и все равно взаправдашной жизни. Они так вошли во вкус, что придумывать больше не приходилось, они просто вспоминали, помогая друг другу. Не отрываясь, они любовались друг другом. Он обнял ее за плечи левой рукой, в правой нежно сжимал ее ладонь. Сухого, расчетливого, педантичного бизнесмена больше не существовало. На его месте сидел счастливый молодой человек, на которого больше не влиял ни выработанный строгий стиль жизни, ни окружающая обстановка.

Самолет тряхнуло так, что пассажиры на несколько секунд ощутили невесомость. У девушки перехватило дыхание:
— У-у-х! — девушка схватилась за предплечье парня как за поручень на качелях. — Прямо как тогда, на американских горках! Помнишь?! Ну, же! Вспоминай... медовый месяц!
— А-а-а! Да! Ты тогда еще мороженым перепачкалась, как поросенок! — мужчина рассмеялся так искренне, что невольно привлек несколько гневных взглядов.
— А ты бы не перепачкался?! Она же полетела вниз, как будто у нее колес никогда не было!

По злой иронии, они обрели жизни в последние минуты существования. И, видит бог, они любили друг друга!
А вокруг них белое становилось черным, и небеса разверзались в агонии, предвидя крах, но не в силах его предотвратить. Второй взрыв поставил точку в агонии терпящего бедствие самолета. Шансов совершить аварийную посадку не осталось.
Неожиданно девушка вздрогнула, в ее глазах застыл ужас, сковывающий тело и мысли. Теперь ей было страшно умирать, ведь на земле ее в первый раз в жизни ждало долгожданное счастье, с которым она не хотела, не могла расстаться! Потеряв семью так рано, что о ней не осталось даже воспоминаний, девушка впервые познала глубочайший смысл этого привычного, даже невесомого в наши времена слова.
Он тоже был одинок. Конечно, у него было немало приятелей и четкая цель. Но цели он практически достиг, а приятели, узнав о его гибели, разумеется, огорчатся, но ненадолго. Теперь же ему было что терять. И он не мог этого допустить!
Чуткий ум позволил ему молниеносно оценить ситуацию. Он приподнялся на подлокотнике, окинув салон быстрым, внимательным взглядом. Стюардессы, хватаясь за спинки кресел, едва стоя на ногах, бегали по салону, помогая пассажирам принять безопасные позы. Рев падающей машины заглушал просьбы и крики.
До падения оставалось меньше минуты, пилоты в надежде смягчить удар пытались дотянуть до водоема.
Парень, не говоря ни слова, подхватил девушку и бегом, спотыкаясь о складки ковра, ножки кресел, отталкивая протестующих стюардесс, вытолкнул девушку в конец салона.
Добежав до туалетной комнаты, он распахнул дверь и втолкнул спутницу внутрь. Войдя следом, он сел на пол, прижавшись спиной к переборке, и одним движением усадил девушку перед собой так, что, поджав колени к груди, она оказалась прижатой спиной к его сильному торсу. Он прижал ее, фиксируя положение, приняв упор ногами в противоположную стену крохотной комнатки, обхватил девушку коленями.

Пилот до последней доли секунды боролся со штурвалом в попытке смягчить падение, направив нос самолета в небольшое озерцо. Лично у него и его помощников не было шансов, но за ними были люди. Пожилой пилот, поняв, что не дотягивает до глубокой воды, повернул голову в сторону второго пилота, взгляды их встретились:
— Все…
— Михалыч…

Третье марта 2012 г. 16:37 по московскому времени. Недалеко от литовской границы.

Безмятежную тишину леса разорвал рев сотен тонн раскаленного в падении металла. Деревья пригнулись. Солнечный свет затмило облако пыли, сырой земли, пара, дыма и обломков смятого ударом о землю авиалайнера. Не долетев до воды какие-то десятки метров, самолет врезался носом в грунт. Искореженный корпус развернуло против часовой стрелки, хвост взлетел над землей, и, не выдержав нагрузки, фюзеляж разорвался на две неравные части. Оторванный хвост, пролетев вперед, поднял в небо тонны водных брызг и рухнул в мелководье. Едва он коснулся дна, как взрывная волна догнала его, покрыв повторным шквалом разнородных брызг, и оттолкнула на глубину.

Одиннадцатое марта 2012 г. 11:20 по московскому времени. Специальная комиссия по расследованию причин катастрофы пассажирского авиалайнера Рос-аэрофлота, бортовой номер 57-11, рейс 322 Москва — Калининград.

Председатель комиссии держал в руке списки пассажиров злополучного рейса. Напротив каждой фамилии располагался ряд граф, последние две содержали координаты и имена людей, которые обратились в комиссию в поисках близких.
Председатель Александр Нахимов изучил списки и, ненадолго задумавшись, задержал взгляд на строках пятьдесят семь и пятьдесят восемь: последние графы этих строк были пусты. Нахимов, не оборачиваясь, обратился к заместителю по связям со СМИ:
— Вот тебе ирония судьбы и парадокс в комплексе.
— А-а, ты об этих двоих. Да уж, я тоже об этом думал. Двое из полутора сотен, которых никто не ищет, оказались единственно выжившими, а те, о ком рыдает куча людей, — погибли. Действительно, парадокс.
— Да я не об этом. Подумать только, любовь воистину творит чудеса, — с доброй иронией сказал Александр Петрович.
Потер не бритый после напряженной ночи подбородок, покрывшийся седой щетиной. Не отрывая локтя от ламинированной столешницы, пригладил светло-русые, с той же проседью, коротко остриженные на армейский манер волосы.
— Возможно, уединившись в туалете, за страстными объятиями они и не заметили, что самолет падает.
— Хотелось бы верить. Только, по данным бортовых самописцев, вряд ли можно было этого не заметить.
— Ну что ты за человек! — Нахимов в сердцах стукнул кулаком по столу.
— Что, снова не так?
— Все слишком ТАК! У тебя от самого себя тоски не бывает? Ты ж только посмотри, какая красивая история получается. Мальчик и девочка, будучи не в силах противостоять порыву, отстраняются от надоедливого общества, и это спасает их в ситуации, в которой шансов выжить практически никаких. И ведь они были не одни в хвостовом отсеке, там же нашли восемь трупов, а выжили только эти двое, — председатель протянул последние слова на выдохе, вглядываясь в видимую лишь ему даль.
— А тебя от самого себя не тошнит? Трахнуться они решили в нужное время, в нужном месте. Вот и вся твоя поэзия, — саркастически ухмыльнулся зампред Валежин.
— Да пошел ты! — уже не пряча злобы, выругался Нахимов.
Зампред взял со стола папку с материалом, предназначенным для публикации в средствах массовой информации, и, презрительно хмыкнув на прощание, вышел из передвижного штаба, оборудованного в большом трейлере.
Нахимов остался наедине с тяжелыми мыслями. Закрыл лицо ладонями и склонился над столом, все еще источающим запах свежего пластика. Нахлынувшие эмоции безудержно рвались наружу, офицер через силу пытался удержать их. Ах, если бы его сын и невестка любили друг друга так же сильно, как эти двое. Может быть, тогда Бог тоже выделил бы их своим вниманием?..
Председатель отнял ладони от посеревшего от переживаний лица, загрубевшая кожа сильных рук стала влажной. Нахимов промокнул влагу о полы пиджака, смахнул слезу с переносицы, озираясь на входную дверь, скрипнул зубами и, издав тихий не то рык, не то стон, с силой ударил себя кулаком в грудь, пытаясь прогнать испепеляющую боль. Медленно поднялся со стула. Подошел к зеркалу, убедился в том, что глаза не выдадут его переживаний. Лишние вопросы были ему не нужны. Ведь если информация о том, что он потерял в расследуемой им катастрофе своих близких, просочится, то его непременно отстранят от расследования, заблаговременно обвинив в субъективности выводов. А отстранение не входило в его планы: он поклялся выяснить причины происшествия — найти виновных и наказать!
Нахимов еще раз бегло осмотрел свое отражение в зеркале и, убедившись, что все в обычном порядке, вышел.

Последующие три недели Нахимов вместе с группой специалистов занимался сбором и обработкой данных. Каждый вновь открывшийся факт убеждал лишь в одном: даже с учетом местонахождения выжить не мог никто. Александра Петровича все больше и больше потрясала удивительная пара. Он чувствовал возрастающую необходимость увидеть их. Поговорить.

Журналисты основательно оккупировали здание больницы, в которой находились двое выживших пассажиров рейса № 322.
В окружении помощников и охраны Нахимов с трудом пробился к входу. Поднявшись в отделение интенсивной терапии, он накинул на плечи белый халат и двинулся по длинному коридору в поисках заведующего.
Профессор Никифоров находился в своем кабинете. Шумиху, поднятую вокруг поступления пострадавших в авиакатастрофе, он считал слишком раздутой и сильно раздражался оттого, что его постоянно отрывали от профессиональных обязанностей. И в этот раз, сидя за рабочим столом, он скорее делал вид, что сильно занят, пытаясь привести мысли в порядок и восстановить силы после утомительных интервью.
Дверной замок негромко щелкнул. Профессор, двадцать минут назад с горем пополам вырвавшийся из осады журналистов, вздрогнул. И, не поднимая глаз, выкрикнул еще невидимому нарушителю границ дозволенного:
— Не мешайте работать! У меня больше нет времени и желания отвечать на ваши нескончаемые вопросы! Нужна информация?! Обратитесь к вашим коллегам, они, похоже, уже больше моего знают! Уходите!
— Да я ненадолго, Петр Афанасич.
Знакомый голос заставил доктора поднять взгляд. Раздражение сменилось облегчением. Никифоров заметно смутился:
— Здравствуй, Александр Петрович. Извини. Зла уже не хватает на этих зануд очкастых, — профессор отложил авторучку и указательным пальцем поправил на переносице очки в старомодной роговой оправе, — проходи, жалуйся.

— Да я не жаловаться пришел.
— А-а-а, тоже по души красавцев наших?
— Да. Как они?
— Паренек тяжелый, до сих пор в сознание не приходил, но стабильный, а это уже надежда. А девчонка бегает.
— Да ты что! — у Нахимова предательски дрогнул подбородок. Дыхание сбилось. — Сама ходит?! Уже?!
— Бог с тобой! Ходит! — Никифоров озабоченно хмыкнул. — Носится, как оглашенная. Замучились ловить. Все к мальчику своему в реанимацию прорывается. Никаких человеческих слов не понимает.
Петр Афанасьевич, заметив нотки волнения в голосе и взгляде старого товарища, удивленно посмотрел на него поверх очков:
— Э-э, а ты чего это так расстроился?
— С чего это ты взял? — смутился Нахимов. — Мне-то с чего расстраиваться?
— Так и я о том же — с чего?
— Где она?
— На втором этаже, в «травме».
— Проведешь?
— Так сам и сходи. Вход свободный… а-а-а, ну что там еще?!
В коридоре послышались шум и раздраженные голоса.
— Стой! Нельзя туда, кому говорят! Стой же, там стерильно! Ну, что ты будешь делать, неугомонная! — возмущалась медсестра.
— Я на минуту, я же в халате, — возражала пациентка.
— Стой! — раздалось вслед.
Никифоров и Нахимов переглянулись. Петр Афанасьевич стукнул авторучкой по полированной поверхности стола:
— Ну вот, Александр Петрович, на ловца и зверь бежит. Иди, лови.
Мужчины вышли из кабинета. Две медсестры спешили в палату реанимации.
Никифоров подошел к двери, отстранил взволнованную медсестру, участвовавшую в погоне, пропуская вперед Нахимова.
Александр Петрович прошел в палату.
Девушка склонилась над постелью возлюбленного. Она держала его бесчувственную ладонь в обеих руках, прижимала ее к влажной щеке, целовала. Хор всевозможной медицинской аппаратуры вторил ее мольбам многоголосым шелестом и попискиванием.
Медсестра резко шагнула в сторону нарушительницы. За долгие годы безупречной работы служебное рвение заглушило в ней все романтические чувства. Заметив это, Нахимов жестко преградил ей путь. Петр Афанасьевич, проникнувшись деликатностью момента, не посмел протестовать.
Девушка тихо плакала и шептала, казалось, не замечая всего огромного мира, склонившегося над ней:
— Останься со мной, пожалуйста, проснись, я не смогу без тебя, я ведь даже имени твоего не знаю…
Потрескавшиеся губы парня едва заметно дрогнули, пальцы руки, зажатой в ладонях девушки, на мгновение напряглись. Весь мир затаил дыхание, казалось, что даже электронные механизмы замерли в ожидании необъяснимого чуда.
— Виктор, — голос был, не громче шелеста листьев в безветренный майский день, но прозвучал будто гром. Парень замолчал, вновь погрузившись в небытие. Аппаратура радостно взвыла, призывая медперсонал к выполнению штатных процедур.
Нахлынувшее счастье девушки выплеснулось безудержным рыданием. Ее заботливо отстранили от постели больного. Нахимов подхватил не владеющую собой счастливицу, крепко обнял ее, прижав к груди, по-отечески поцеловал лоснящиеся шелковым блеском волосы и прошептал:
— Не плачь, девочка. Теперь все позади, теперь он твой навсегда. Ну, пойдем, дорогая, они помогут ему, а мы подождем, не будем мешать.
Проникновенный полушепот бывшего офицера подействовал лучше любого успокоительного. Девушка покорилась воле Нахимова и позволила вывести себя в коридор. Дверь палаты реанимации негромко захлопнулась за их спинами.
Завотделением еще несколько долгих секунд смотрел на закрывшуюся за спиной старого приятеля дверь, силясь вспомнить, был ли тот таким раньше, и понять, что же могло произойти со старым воякой, закаленным в боях, казалось, даже совершенно лишенным эмоций.
В очередной раз подумав о том, что любовь — самый удивительный и универсальный бальзам, профессор переключился на пациента.
Еще минуту назад было не совсем ясно, сколько человек выжило в катастрофе, но теперь все были уверены — их двое…


P.S. Жили они долго и счастливо и умерли в один день. В окружении двух дочерей и сыновей-близнецов, всей большой и дружной семьи.
И пусть после этого кто-то скажет, что в реальной жизни историй со счастливым концом не бывает…

 

Архив номеров

Новости Дальнего Востока