H X M

Публикации

Подписаться на публикации

Наши партнеры

2015 год № 1 Печать E-mail


Сергей КОРОЛЬЧЕНКО

Рассказы

 

 

Зейка и Дымок

То, что в тайге без собаки плохо, известно всем. Ну а то, что таежной собаке плохо в поселке, а тем более в городе, знают только те, у кого такая собака есть. Вот и выбирай: или в маршруты ходи без собаки, или в поселке (а не дай Бог, в городе) ходи за собакой.
Короче, и так — плохо, и так — нехорошо. Как-то эту проблему надо было решать. Заведующий базой в Зее имел собак аж трех. Зимой он по договору охотился, потому и собаки у него были хорошие. Ну а что таким собакам летом делать в городе? Сидели, бедолаги, в вольере и скучали. Вот, вырисовывалось какое-то решение проблемы.
Степан во второй приезд в Зею завел разговор с Борисом Семеновичем о собаках и неожиданно для себя узнал, что не он один среди геологов такой умный. Да, действительно, охотничья собака — не сторожевая, привыкает к новому хозяину быстро, был бы тот с ружьем. И он с удовольствием уступит лайку на лето (и самому меньше проблем, и собака «при деле»), но у двух кобелей уже есть постоянные «летние хозяева». Остается только Зейка. Не хотят ее брать из-за ее сложного характера. Собака-то хорошая, надежная, но периодически может выкинуть «фортель».
Какой такой «фортель», Борис Семенович не сказал. Видимо, побоялся, что «клиент» от собаки откажется. Но Степан отказываться не собирался, потому как убедился уже: любая собака в маршруте — лучше, чем никакой. Короче, поехали домой к Борису Семеновичу «знакомиться».
Небольшая, серой масти, с острой мордой, она и на лайку-то мало была похожа. Но это Степана не смутило: насмотрелся уже всяких. В том числе и благородных, с длиннющей родословной, бездарей… И совсем наоборот.
Договорились с Борисом Семеновичем сразу и окончательно. Условие одно: осенью вернуть собаку в целости и сохранности. Обмыли это дело, побеседовали о насущных проблемах и остались довольны друг другом донельзя. Ну а через пару дней Степан со своим неизменным «дедом» Алексеем Ивановичем и Зейкой улетели на речку Брянта.
Да… Характер у собачки оказался еще тот! Независимый до безобразия! Если у нее не было настроения, она могла вообще не пойти в маршрут. Просто, когда видела, что Степан собирает рюкзак, уходила из лагеря, а через часок возвращалась. Или в конце маршрута могла куда-нибудь зарулить до утра. Ну и еще художества были. Не говоря уже о том, что в руки давалась скрепя сердце и страшно боялась вертолетов.
Степан уже подумывал вернуть Зейку хозяину, но, собственно, благодаря вертолету и началась у него с собакой дружба…
Отработали первую точку на Брянте, нужно было перелетать на Утугай. Вертолет заказали заранее, с утра собрали вещи, кое-как отловили Зейку, привязали к дереву. Эта хитрая бестия вела себя порядочно, только с тоской посматривала на тайгу.
Ждали почти весь день. Только ближе к вечеру показался Ми-8. Степан дал ракету, другую… Лучше бы не давал. Когда борт сел, то выяснилось, что не этот вертолет был им предназначен. Этот летел к геофизикам и был забит аппаратурой и продуктами! Где-то рядом работают эти умники, а найти их не могут…
Вертолет улетел… Степан обернулся: Зейки-то нет! Перегрызла веревку, которой ее привязали, и убежала! Не успел Степан переварить это событие, как услышал звук двигателя другого вертолета: «Наш!» А идет стороной! Пока Степан доставал патроны к ракетнице, вертолет прошел, развернулся и улетел в другую сторону от лагеря! Никакие ракеты не помогли: борт ушел. Степан присел на вьючный ящик… Вот это да! Как отчитываться перед Борисом Семеновичем за собаку, а перед начальником партии за пропущенный борт? Одни «косяки»! Делать нечего: нужно опять ставить палатку, разворачивать радиостанцию и каяться. А Зейка, может быть, и придет.
Начальник Степана немножко успокоил. Вертолетчики повинились: дело было к вечеру, торопились, перепутали притоки Брянты, а возвращаться было уже поздно, летное время кончалось. Завтра с утра прилетят. Ну а собака должна прийти.
Уже поздно ночью Степан услышал в отдалении жалобный вой. Взял фонарь, пошел на звук. Вой прекратился. Вернулся на лагерь — опять услышал даже не вой, а плач. Опять пошел… тишина. Пришлось ждать утра.
Едва рассвело, Степан отправился на поиски в ту сторону, откуда ночью доносились всхлипывания. Прошел метров пятьсот и увидел такую картину.
На «кривуне» над Брянтой нависла скала, метров пятьдесят высотой. Вдоль реки по скале тянулись неширокие полки. И на одной из полок, прижавшись к скале, стоит Зейка. И стоит, похоже, из последних сил. Ее полка-то на входе была широкая, потом сужалась, сужалась и выклинилась совсем. Впереди — голая скала. Развернуться на такой узкой полке собаке невозможно, задним ходом ходить она не может, а вниз прыгать страшно: метрах в двадцати внизу — кипящий котел водоворота, а под самой скалой — нагромождение глыб. Капкан! Так и простояла, видимо, всю ночь Зейка в тоске от безысходности…
Степан осторожно двинулся по полке. Только бы собачка не дергалась… Стал ей спокойным голосом что-то хорошее рассказывать… Подошел. Зейка стояла спокойно, но дрожала, как в лихорадке. Степан взял ее на руки (благо, весила она — совсем ничего) и перебросил на другую полку, метра на два выше, но широкую и сквозную. Зейка взвизгнула и рванула в тайгу.
Степан посмотрел вниз (да… и разбиться недолго!), с максимальной осторожностью развернулся, вышел с уступа, сел перекурить. И вдруг… вот она, Зейка! Налетела на Степана, ластится, лижет руки, лицо, жмется: «Ну, погладь меня!» Так и началась большая дружба с Зейкой.
Весь сезон отходил маршруты Степан с этой собакой. Что в ней больше всего умиляло, так это ее отчаянность. Не боялась она никого и ничего! Похоже, сам медвежий дух действовал на нее, как красная тряпка на быка. Свирепела, крутилась вокруг косолапого юлой, пока тот не исчезал в тайге (Степан медведей никогда не стрелял). Как медведь от нее все-таки отрывался, оставалось тайной. А Зейка являлась часа через два, шла каяться к Степану, потом заваливалась в тенечке и долго отдыхала. И никогда на ней не было никаких ран. За исключением одного случая.
Стояли у заброшенного приискового поселка Малютка. Россыпи золота давно были отработаны, прииск закрылся. Естественно, народ разъехался. Все дома уже попадали и сгнили, но один у дороги был в приличном состоянии. Балок — всегда лучше, чем палатка, поэтому решили обосноваться там. У запасливого «деда» всегда был с собою инструмент, поэтому все привели в порядок быстро: отремонтировали дверь, нары, затянули оба окна полиэтиленовой пленкой, почистили трубу… Жилье получилось довольно сносное. Продукты оставили на вертолетной площадке, метрах в трехстах: кто их тут тронет? Взяли только необходимое, а остальное аккуратно сложили, затянули сверху брезентовым тентом; по мере необходимости пополняли запасы оттуда.
После Брянты Зейка старалась не отходить от Степана. Поэтому сразу облюбовала себе место под нарами хозяина и ночи проводила там.
Однажды, едва Степан успел вернуться из маршрута, пошел дождь. Ну дождь, и пускай себе дождь. Можно будет всю документацию в порядок хоть привести. Сходили на «склад», взяли еще продуктов, укрепили брезент. Дождь из сильного перешел в моросящий, обложной.
Ночью Зейка забеспокоилась. Подбежала к двери, стала царапаться и поскуливать. «Дед», ругаясь, поднялся и выпустил ее на улицу.
— Степан, ты не спишь? — «дед» зажег лампу, закурил.
— Не сплю я. Куда это она понеслась?
— Да кто ж ее поймет. Опять принялась за старое: блудить куда-то подалась. Больше ее в балок брать на ночь не будем.
Далече послышался лай. Дальше, дальше… все стихло.
— Да нет, Иваныч, тут что-то другое. Ладно, спим. Завтра разберемся.
К утру дождь закончился. Собаки не было. Степан пошел по дороге посмотреть, что к чему. Вскоре все стало ясно: медведица с медвежонком направлялась прямиком к «складу» с продуктами. Их перехватила Зейка. А что было дальше — не понять, не такой уж Степан следопыт, чтобы прочесть по следам всю историю такой встречи. Ясно было только одно: собака «склад» сохранила в целости… А вот где же она сама?
В маршрут Степан не пошел: и в тайге после дождя слишком сыро, да и собаки нет. Взял ружье, отправился по дороге. По следам было видно, что медведи покружили у «склада» и ретировались назад. Метров через триста убрались в тайгу. Медвежьи следы были «забиты» собачьими: значит, Зейка их преследовала. В тайгу соваться не следует… Но где же Зейка?..
Героиня бурной ночи притащилась уже ближе к обеду. Мокрая, грязная, вся в крови и совершенно без сил. «Дед» сразу же сообразил ей поесть. А она просто упала у балка: даже есть сил не было.
Бегло осмотрели боевые раны. Да нет, ничего особо страшного нет: ухо разорвано, да одна царапина на бедре. Иваныч принес какой-то свой бальзам, ножницы, вату. Поближе подвинул собаке еду.
— Ты ешь, Зейка! А я тебя полечу. Все пройдет, ты только ешь! Для собаки еда — первое дело. Еда — лекарство от всех болячек! Ешь!
Вот уж не думал Степан, что у «деда» «сантименты» проснутся!
Все зажило на Зейке, как на собаке. Через день уже со Степаном в маршрут собралась. И даже жалобно поскуливала, когда ее привязывали, чтобы пока не дергалась. Ну а продукты все-таки перенесли в балок, чтобы медведей не искушать…
Не первый и не последний это был собачий подвиг. Но один оказался особенный. И на той же площади, на хребте Джагды.
Утром Степан ушел с Зейкой в маршрут. Предстояло пройти по заброшенной дороге километров пять, потом подняться на сопку, немного пройти по водоразделу, еще подняться на одну и спуститься к лагерю. Обыкновенная маршрутная петля.
По дороге прошли бодренько. Зейка никогда под ногами не путалась, как и положено охотничьей собаке, но всегда была рядом. Степан свернул в положенном месте в тайгу, прошел немного, сел перекурить. Зейка тут как тут! Села, преданно смотрит в глаза: «Все нормально в окрестностях, Степан, пойдем дальше!»
Через километр вышли на хорошее обнажение. Пока описывал, брал замеры, Зейку из виду потерял. Закончил работу, присел на валун… Собаки нет. Собрался уже идти, как вдруг из кустов вылетела Зейка. Взъерошенная, возбужденная, прыгает вокруг Степана и повизгивает. Стоило Степану сделать несколько шагов, как собака забежала вперед, визжит жалобно, прыгает, а один раз попыталась даже укусить. И постоянно отскакивает назад, останавливается, как будто зовет идти за собой. Как-то нехорошо стало на душе у Степана. Хотел присесть и закурить, но Зейка и этого не позволила ему сделать. В конце концов, Степан плюнул на все, пошел за нею. Странно вела себя собака: часто убегала назад, потом возвращалась, как бы желая убедиться, что Степан следует нужным курсом. И опять убегала назад.
Короче, «накрылся» маршрут в этот день. Степан подумал, что с «дедом» что-то неладное. Да нет, все было в порядке. Но собака вела себя все-таки странно: убегала, прибегала, осматривала лагерь и опять убегала…
На следующий день сходили на работу другим маршрутом, а через день пошли закрывать оставшуюся «дыру». Прошли то место, откуда Зейка «завернула» Степана… Все спокойно. Прошли еще метров пятьсот, и… мама моя! Что же тут было? Большая поляна чуть ли не вспахана, измочаленные кусты выдраны с корнем, на березах глубокие царапины… И все в медвежьих следах! Следы совершенно свежие. Когда и сколько тут было медведей, Степану определить было трудно… И вдруг дошло: «Июнь! Медвежьи свадьбы!.. Зейка! Да она же мне наверняка жизнь спасла!»
Были, знаете ли, случаи… Наслышаны. Смерть верная, и ружье не помогает. Тем более Степан ТОЗ-34 оставлял на лагере (кого в эту пору в тайге стрелять!). Да и «деду» спокойнее. Пока стоял, размышлял, подбежала Зейка. Шерсть на загривке вздыблена… Обежала поляну, успокоилась, присела рядом, как всегда, уставилась на Степана: «Ну, что я тебе говорила?»
…Так вот и отработали сезон. В Якутии горела тайга, поэтому в этом районе медведей было очень много. Но Зейка быстро их отвадила приближаться к лагерю. Один был на Чугулае какой-то шибко настырный, но и с ним собака справилась. Степан видел его близко: «серьезный дядя», даже трудно сказать, во сколько раз крупнее Зейки. А вот — кишка тонка против этого маленького урагана! И к вертолетам Степан ее все-таки приучил: сама поднималась в салон, вела себя спокойно, но выпрыгивала всегда первая, и часа два на лагере не показывалась: изучала, видимо, обстановку…
Осенью все благополучно вернулись в Зею. Пора было расставаться. Степан сам отвез ее Борису Семеновичу, поблагодарил хозяина, рассказал о собачьих подвигах. А уже за столом попросил:
— Борис Семенович, если у Зейки будут щенки, оставите мне одного?
— Проблемы нет, Степан! Оставлю! Тебе кобелька или сучку? — хозяин был явно доволен тем, что так хорошо отзывались о его собаке. — К весне щенки будут. Я тебе сам выберу. Маленький только будет еще… С Зейкой и заберешь в тайгу.
На том и порешили. Перед тем, как распрощаться с Борисом Семеновичем, сходил Степан к вольеру, поговорил с Зейкой, погладил, сунул ей в рот конфету, пообещал весной вернуться…
Зима пролетела быстро. В начале мая весь отряд Степана был уже в Зее. Встречал лично Борис Семенович. А значит, все будет идти по заведенному когда-то порядку: сегодня — баня, общий стол. Завтра с утра — выполнение заявок и сборы. А через пару дней — в тайгу.
Еще в аэропорту Степан поинтересовался насчет Зейки и щенка.
— Приезжай завтра утром ко мне пораньше, а потом поедем опять на базу! — Борис Семенович в подробности не стал вдаваться, а Степан не настаивал.
— Ну, завтра, так завтра!
Раз не отказал — значит, все в порядке.
Наутро Степан был уже в гостях у завбазой. Не терпелось увидеть Зейку, да и щенка хотелось посмотреть.
Пошли к вольеру. Там бегал полуторамесячный черно-белый щенок. Мастью совершенно не похож на мать, статью — тоже. Уши уже стояли, черный, с белой опушкой хвостик загибался в колечко.
— Вот, Степан, тебе щенок. Сам выбирал. Мастью и статью в отца попер. Хороший напарник тебе будет. Назовешь, как сам захочешь.
— А где же Зейка?— Степан машинально осматривал еще два вольера, но Зейки не было.
— Пойдем! — Борис Семенович завел Степана на летнюю кухню, достал свою настойку, налил по рюмке. — Нету Зейки. Погибла. На боевом посту погибла. Давай выпьем!
Рассказал Борис Семенович, как поехал весной на первое зимовье — кое-что забрать на лето, да и избушку надо было привести в порядок. К этому зимовью можно было подъехать на «Ниве». Поэтому в конце каждого охотничьего сезона он стаскивал все лишнее туда (а у него было аж три избушки), а потом забирал добро машиной. В этот раз взял с собой и Зейку: прогулять ее нужно было. Какого хрена и на кой черт этот медведь поднялся в такую раннюю пору — непонятно… Ну а дальше… Снег еще там в лощине лежал. Снег помешал Зейке. Она ж маленькая была… В снегу не увернулась.
Чтобы не выдать свои чувства, Степан пошел опять к вольеру. Щенок подбежал к сетке, завилял хвостиком.
— Борис Семенович, можно, я сейчас щенка заберу?
— Да забирай! Он уже все ест сам. Молоко только каждый день ему даю. И в тайгу увози — все меньше там заразы.
На базу приехали уже втроем. Степан позвал Алексея Ивановича, своего бессменного «оруженосца»:
— Иваныч, принимай пополнение в нашем отряде!
«Дед» подошел, взял щенка за шиворот, приподнял. Тот не испугался: пытался извернуться и цапнуть обидчика за палец.
— Ух ты, звереныш! Где взял? А ты что, Зейку не берешь?
— Нету, Иваныч, Зейки! Погибла: медведь задавил! — Степан коротко рассказал печальную историю.
— Ах ты, Зейка, Зейка… Отчаянная голова! Не убереглась все-таки… Так это ее сын? А не похож.
— Сын, Иваныч. В отца он пошел. Как назовем?
— Давай, Димкой назовем. На Димку он похож.
— Нет, Иваныч. Не годится собаку человечьим именем называть. Говорят, что такие долго не живут. Давай тогда уж Дымком назовем?
— Дымок? — «дед» задумчиво посмотрел на собаку. — Пойдет. Пусть будет Дымок.
Под опеку Дымка сразу же взял Барсик — огромный пес (помесь овчарки с лайкой). Забавно было видеть, как они ели из одной миски. Причем Барсик всегда уступал первенство щенку, и только когда тот отваливался от миски, приступал степенно к трапезе сам. А еще забавнее было видеть, как они в обнимку спали. Степан иногда поражался терпению взрослой собаки к выходкам малыша. Если Барсик растягивался на весеннем солнышке во всю длину, то Дымок был уже тут как тут. Бегал по огромному псу взад-вперед, теребил его за уши, потом спрыгивал и таскал за хвост. А тот хоть бы раз огрызнулся или хотя бы зарычал! Все выходки малыша переносил стоически! До того они понравились друг другу, что эти три дня на базе не разлучались совсем! А собак было ведь много: у каждого геолога своя. Ан нет! Дружба завязалась вот только так. Остальная «компания» этим двоим была вовсе не нужна.
Ну а потом все разлетелись по своим точкам. Улетел и Степан с Ивановичем и Дымком на Нижнюю Ларбу, потом на устье Чильчи, потом на Имангакит. Дымка, считай, месяц в маршруты не брал: какие маршруты такому малышу! Оставлял на попечение «деда». А Иванович был твердо убежден, что если со щенком постоянно разговаривать, то к взрослому состоянию тот начнет полностью понимать человеческую речь. Поэтому воспитание Дымок получил «классическое», изобилующее всеми специфическими терминами. Щенок рос очень быстро (еще бы, при такой кормежке), Степан уже подумывал и о совместном маршруте.
Как-то вечером Иванович пожаловался:
— Степан, если ты Дымка на ночь не привяжешь, то я не знаю, что с ним сделаю утром! — «дед» погрозил щенку кулаком. — У… вражина!
— Что стряслось, Иванович?
— Третье утро подряд, пока я сплю, прячет мои тапки. Оба. А потом сам прячется в кустах и наблюдает, как я их ищу. Когда нахожу один, он тащит другой, с повинной мордой. Ты посмотри, какая скотина!
— А не грызет тапки? — Степан показал «деду» свой слегка (вовремя отнял!) погрызенный сапог.
— В том-то и дело, что не грызет! Понимает, стервец, что ему за это будет! Но прячет! И издевается из кустов!
— Ну, хорошо, Иванович, на ночь привяжу.
Ошейник на щенячьей шее уже был, а кусок геофизического провода нашелся (перегрызет ведь поводок). На ночь Дымок был повязан и привязан под нарами…
Степан проснулся среди ночи от истошного вопля. Щенок крутился под нарами, хрипел, плакал, выл… В темноте показалось, что он запутался в проводе. На ощупь нашел на шее карабинчик, отстегнул. Дымок пулей вылетел из палатки. Степан вышел следом, больно уж любопытство забрало: куда же это щенка понесло?
Дымок стоял далече под деревом и справлял малую нужду. Сделав свои дела, шмыгнул мимо Степана под нары и спокойно улегся досыпать. Ни хрена себе, аристократ! Щенок! Никто его этому не учил еще! Сам допер, что в туалет нужно ходить подальше! Толк, точно, с собаки будет...
Дня через два пошли в первый раз вместе в маршрут. «Дед» насовал Степану в рюкзак всяких вкусностей для Дымка, замучил своими наказами: смотри и то, и другое, и третье… Кое-как ушли.
Вел себя щенок идеально, как будто спецшколу прошел: под ногами не путался, держался одновременно и спереди, и справа, и слева. Как только Степан останавливался, Дымок прибегал и ложился рядом. После обеда прыти у малыша поубавилось, пришлось взять его на поводок. Стало ясно, что маршрут надо укорачивать. Прошли еще немного. И тут Степан увидел на камне кровь! Взял щенка на руки, осмотрел: все верно. Лапы в крови. Маршрут практически весь проходил по каменистому водоразделу, вот и разбил Дымок лапы. И ведь не жаловался! Делать нечего. Взял Степан друга своего на руки и прямиком направился к лагерю…
«Дед», конечно, высказал все, что думал по этому поводу. Степан даже много нового про себя узнал: и что он — погубитель собак, и что он — совершенно бессердечный, и что думает только о себе да о работе, а остальное его ни капельки не интересует, и так далее. Разделавшись таким образом со Степаном, Иванович взялся за щенка: промыл ему лапы, чем-то намазал, забинтовал, накормил, уложил… И все это под ворчание по поводу злых геологов. Делать нечего: придется несколько дней походить без собаки.
Наутро, едва Степан стал собираться в маршрут, Дымок выполз из-под нар, показывая всем своим видом, что он тоже готов к подвигам. Идти со Степаном собрался! Естественно, Алексей Иванович такого допустить не мог. Несмотря на щенячьи протесты, «болящий» был повязан и водворен на место. Ох, и крику же было, когда Степан выходил из лагеря! Но разве люди поймут собачью страсть к приключениям!
Несколько дней интенсивного лечения не прошли бесследно. Уже через неделю Дымок носился по тайге, как оглашенный, поминутно подбегал к Степану, и тут же исчезал. «Ура! Свобода и маршрут!»
К сентябрю Дымок вымахал уже прилично. По-щенячьи еще голенастый и «прогонистый», он уже обращал на себя внимание своей сообразительностью, неутомимостью, напористостью, а иногда и наглостью.
Однажды Степан отправился навестить горный отряд Марата. Взял с собою Сашу (уж очень надежный мужик). И Дымка (естественно, с Барсиком — куда ж они друг без друга!). Пройтись десяток километров вдоль Нюкжи в сентябре — одно удовольствие. Прекрасная погода, спокойное течение полноводной в это время реки, изумительные пейзажи, все настраивало на мирный, спокойный лад. Даже Барсик спокойно плелся впереди, останавливался, долго смотрел на воду, на сопки, вздыхал и догонял маленький отряд. Только Дымок метался, как угорелый, по прибрежным кустам. Его черный с белой опушкой хвост то мелькал далеко впереди, то сбоку, а то щенок вдруг догонял отряд сзади и пулей вламывался опять в кусты.
Вдруг в зарослях березки Миддендорфа Степан услышал страшный шум. Бросились с Сашей туда. О, господи, «битва титанов»! Что там делал огромный глухарь — непонятно. Там на него и налетел щенок… И вцепился в птицу мертвой хваткой. Глухарь бил Дымка крыльями, клювом, пытался взлететь. Все без пользы для дела! Взлететь мешали кусты, а за ногу держал разъяренный звереныш. Пока Степан с Сашей по кустам добрались до места битвы, все было кончено. Победитель уже примеривался к туше глухаря: с чего бы начать трапезу? Птицу у него, естественно, отобрали. Потом поделились, конечно. Пусть не по-честному, а по справедливости, но поделились. Правда, щенок сделал попытку восстановить «статус скво», но попытка оказалась безуспешной. «Дед» разделал глухаря, уложил мясо в кастрюлю, крышку придавил камнем, кастрюлю поставил в ручей. На сегодня ужин был уже готов, а вот завтра… За какой-то надобностью Степан вечером пошел к кострищу и заметил в кустах у ручья хвост с белой опушкой… Ага: Дымок уже открыл кастрюлю с мясом и примеривается хорошо перекусить. Степан, стараясь не шуметь, взял небольшое полено и легонько бросил его с целью попасть щенку по спине. Но промахнулся: полено прямо «с небес» упало Дымку на голову! И удар-то был несильный... Но щенок взревел, подпрыгнул вверх, упал, вскочил и ринулся в тайгу! Помогло! К костру потом он подходил только тогда, когда звали.
И заметил Степан за Дымком потом одну особенность: если в маршрут выходили без ружья, то дичи для Дымка как бы и не существовало. Спокойно бегал по кругу и не реагировал ни на кого. Но если Степан брал ружье… Тут уж покоя не было никому! «Ахтунг, ахтунг, Дымок в тайге!» Кого только на Степана ни выгонял! Похоже было, что от этой бестии бежали все, и все — на Степана! И ведь никто собаку этому не учил! До всего «дошел» сам!
Ну а если Степан не стрелял или «мазал», Дымок забегал вперед, садился и долго смотрел стрелку в глаза. А на морде — сразу все выражения Алексея Ивановича, из коих даже самые мягкие — не входят в разряд печатных.
И Степан просто поражался его понятливости. Как-то пошли на Эльгакан — небольшой приток Нюкжи. Хариуса было мало, но все-таки он был. Дымок где-то шлялся по кустам, а Степан «надыбал» неплохую ямку и из-за кустика извлекал оттуда по одному ее обитателей. По другому берегу через кусты проломился щенок, явно намереваясь искупаться. Степан прошипел ему: «Стой!» Дымок встал, уставился на хозяина. «Иди отсюда!» Щенок посмотрел внимательно на яму, потом на Степана, развернулся и помчался опять в кусты. Вот это да! Он все понял! Прав был «дед»: если с собакой постоянно разговаривать, она начинает понимать человеческую речь.
А иногда казалось, что щенок просто планирует свои действия, заранее зная, какого результата следует добиться. Осенью он впервые увел от Степана медведя. Ружья не было, медведь был нагловатый, но «увел» его Дымок «классически»: косолапому ничего не оставалось делать, как только уходить по предложенному ему маршруту. Песик прибежал через часок, весь взмыленный, без единой царапины, подсунул голову под руку Степана: «Ну, похвали, похвали же меня!»
Два сезона еще вместе ходили в маршруты Степан и Дымок. Щенок вымахал в большого красивого кобеля. Высокий на ногах, с мощной грудью и постоянной собачьей полуулыбкой на морде. В маршрутах Степан чувствовал себя с ним, как за каменной стеной. Если Зейка была просто отчаянной, то ее сынок был продуманно отчаянным.
В конце одного сезона Степан заболел, пришлось выезжать на лечение. Дымка оставил в «аренду» местным охотникам с условием, чтобы потом отправили собаку на базу попутным спецбортом. Вернули. Но Степана потом замучили вопросами: «В каком питомнике брал? Кто и как его натаскивал?» И так далее. Оказалось, что он шел на любую дичь, на любого зверя! Предлагали за него Степану большие деньги. Но разве друзей продают?
Зимой в поселке Дымок жил на веранде. Нельзя таких собак в тепле держать: подшерсток не растет, и они мерзнут. Ну а кормить нужно хорошо и в тепле. Поэтому в большие морозы кормили собаку утром и вечером на кухне.
Днем, конечно, скучал Дымок в одиночестве, но вечером Степан его отпускал после кормежки на ночь погулять. Утром, чуть свет, тот был уже дома, где его ждал завтрак и отдых. В выходные дни гуляли вместе. Особенно любил Дымок играть с детьми: санки таскал, буксировал «лыжников», кувыркался с ними в снегу и так далее. Сил у него было — немерено! Ну а ранней весной улетали работать в тайгу… Постоянно, конечно, «разговаривали». Пес всегда внимательно выслушивал Степана и, казалось, понимал все, только что говорить не мог.
Однажды под вечер из города приехали гости. Накрыли, естественно, стол, отметили встречу. Пришло время кормить собаку. Степан положил в миску теплое варево, запустил Дымка. Тот быстро управился со своей «пайкой», растянулся на кухне, наслаждаясь теплом. Гость отрезал кусок колбасы, посмотрел на Степана:
— Я дам ему колбасу?
— Дать-то ты ему можешь. Только есть ее он не будет!
— Да ну тебя! Я любую собаку уговорю! Давай поспорим?
— Давай. Только я ему пару слов скажу, — Степан-то знал, что делал.
— Команду ему подашь? — гость, видимо, тоже знал, что делал.
— Нет, не команду. Просто скажу ему пару слов.
— Хорошо! Спорим на литр водки, — он взял колбасу, подошел к собаке. — Дымок, смотри, какая колбаска! На, съешь!
Дымок, не отрывая головы от пола, посмотрел на хозяина. Степан покачал головой и тихо сказал:
— Не надо, Дымочек. Не стоит.
Пес отвернул голову от колбасы, как будто к нему и не обращались. Минут пятнадцать гость потратил на уговоры. И гладил Дымка, и совал ему колбасу чуть ли не пасть, и откусывал сам кусочек, чтобы показать, какая она вкусная… Все без пользы. Пришлось ему сдаться:
— Неправильная у тебя собака, Степа! Он просто не любит и не ест колбасу!
— Собака как раз правильная. Смотри! — Степан взял злополучный кусок, положил на пол возле себя. — Дымок, теперь можешь взять!
Пес «ожил»: встал, не торопясь подошел к Степану, аккуратно взял угощение, съел и уставился на Степана: «Премия-то будет или как?»
Степан засмеялся: «Будет тебе премия, будет!» Помимо колбасы получил Дымок и печенюшки, и ласковые слова… Но на холодную веранду его в конце концов отправили.
…И все-таки Степан не уберег собаку. Пожалел потом, что не оставил охотникам. Ну не продавал бы, так бы оставил. Жив был бы, наверное. Но люди всегда делают только так, как угодно им…
…В тот год геология начала «валиться». Не разогнали еще геологов, жива пока была экспедиция (пока жива), но трудности уже были. Поэтому выезд в тайгу задержали почти на месяц. Уже весна и на Нижнем Амуре настала, а выезд все откладывался…
И в одно утро Дымок домой не пришел. Степан несколько раз каждый день обходил поселок, дачи — безрезультатно! Никто не видел собаку и не слышал. Значит, все… Убили…
Дымок пришел утром через трое суток. Не пришел — приполз. И не просто худой — плоский какой-то, а изо рта зеленая слюна течет. Отравился где-то (или отравили)! Прибежал Сашка Храмов — большой специалист по собакам. Сделали укол, залили в пасть сырое яйцо с чем-то… Не помогло. Степан сидел на ступеньках крыльца, когда Дымок приподнялся и посмотрел ему в глаза. А в тех глазах — мука. Степан обнял его голову, по телу Дымка прошла дрожь… Все… Умер…
Потом Сашка Храмов объяснил, почему Дымок домой сразу не пришел (спасли бы!). Шибко умен был. Траву особую искал, сам вылечиться хотел. А весна затяжная была… не нашел он травки… приполз домой… умирать. Наверное, так оно и было. Когда весной летели через Хабаровск, всегда ждали самолет на Зею. А трава там уже была. Так Дымок всегда находил что-то из растительности и жевал. И в тайге часто какую-то траву ел…
Степан сам выкопал могилу Дымку на крутом берегу речки. Снял ошейник, в последний раз посмотрел на друга, завернул ставшее легким тело в кусок брезента… похоронил… Ошейник повесил на приметное дерево… Все!
Пословицу «Собаке — собачья смерть!» Степан просто возненавидел. Не дай бог, кто при нем ее произносил! Он впадал просто в бешенство от таких слов…
…А однажды приснился Степану сон: по зеленому лугу бежали рядом Зейка и Дымок. Прыгали друг на друга, резвились. Степан стал их звать, но они убегали все дальше и дальше, пока не скрылись. И были оба при ошейниках, но других: эти матово светились.
Степан потом спрашивал Бориса Семеновича: был ли ошейник на Зейке, когда она погибла. Нет, ошейника не было.
Наверное, есть все-таки рай. Еще один, особый: собачий.

 

 

На Чукотке

«На Чукотке жить можно! Хреново только». Степан некстати вспомнил слова знакомого чукчи, выворачивая очередной камень. Вездеход висел на уступе, и как-то его оттуда надо было снимать. Вернее, как снять, знали оба: и Степан, и вездеходчик Ильич. Нужно было из камня выложить эстакаду в полтора метра высотой. Вот и выкладывали…
Как всегда, все началось с ничего. Отряд стоял на берегу Ледовитого океана, работы шли весьма успешно. Уже несколько раз трактор утаскивал к дороге пену ярко-красной яшмы. После каждого поискового маршрута росла куча неплохих сердоликов и агатов. И быт был налажен весьма неплохо. Степан не пожалел, что напросился в отряд к Антону. Во-первых, они еще на Становом вместе «горюшка хлебнули», на Антона положиться можно было. Во-вторых, работа очень интересная и живая: разведать небольшую россыпь редкой по красоте яшмы, отобрать большую технологическую пробу, плюс поисковые маршруты: сердолик, яшма, агаты. Ну и экзотика, конечно: Ледовитый океан, полярный день, тундра, тучами дичь. Да и отработать хоть один сезон без летающих кровососов — разве не благо? Ну а когда из Анадыря вертолет Ми-6 приволок вездеход Газ-71, который Степан же с тремя рабочими всю весну восстанавливал из кучи металлолома, жизнь совсем стала прекрасной. До ближайшего поселка со столичным названием всего километров двадцать. По тундре, да на вездеходе — совсем ничего.
Недалеко от лагеря паслось стадо оленей, тысячи две голов. С оленеводами договорились в один момент: у них из продуктов, кроме мяса, считай, ничего и не было. Чукотский олень — мелкий олень. На него ничего не грузят, оленеводы верхом не ездят, только зимой и на нартах. Так что все необходимое переносят на себе: две двухместные палатки на восемь человек (спят по очереди), минимум посуды и продуктов. Вот и питаются вынужденно одним мясом. А у запасливого Антона было все, кроме свежего мяса. Товарообмен наладили быстро. Радовались все: геологи — свежей оленине, чукчи — сгущенке, борщам в банках и свежему хлебу…
Чукотское лето летело быстро, но в план «вписывались» нормально. Нерешенной оставалась пока одна задача: провести нужно было ревизионные работы на агаты в долине речки с труднопроизносимым названием, километрах в шестидесяти от моря, за Экиатапской грядой.
Такие работы Антон взваливал обычно на себя. Вызвал вертолет, взял двоих рабочих покрепче, проинструктировал Степана и улетел.
Связь работала исправно, погода баловала, быт разнообразили караваны судов, спешащих в Певек и обратно, огромные стаи уток и гусей, ну и меняющееся каждое мгновение море.
Через неделю Антон попросил помощи. Вернее, даже не помощи, а просто с вертолетом что-то не «складывалось», работу они закончили, нужно было «снять» их вездеходом.
Степан пригласил вездеходчика, достал карту. Ильич уже лет двадцать работал на Чукотке, исколесил ее вдоль и поперек, значит, без его совета не обойтись.
Посмотрели. В долину Кайнеренета с побережья можно было выйти двумя путями. Первый: через поселки Ленинградский и Полярный выйти на перевал Сыпучий, спуститься в долину Кувета, ну а там уже недалеко. Смущал только крюк — километров восемьдесят в одну сторону. Вариант второй: подняться на Экиатапскую гряду по ручью Меловому и сразу спуститься к Кувету. Вроде бы кто-то когда-то по этому пути ходил на тракторе. Ну а далее, как и в первом варианте. Второй вариант и выбрали.
Степан пригласил рабочих, объяснил ситуацию, назначил старшего, поставил задачу. Собрали продукты, спальники, закатили в кузов бочку с бензином, закрепили: «Кажется все! Можно ехать». Запасной рации не было, решили, что таковая нужнее на участке, забирать последнюю не стали.
До подножья гряды добрались без приключений, переправа через Ревеем хлопот не доставила. На Меловом двое рабочих занимались сбором пейзажных агатов. Посмотрели, как идут дела, оценили сделанную работу, потолковали.
Да, действительно, пару лет назад местные охотники на тракторе отсюда прошли в долину Кувета. Степан успокоился: «Пройдем и время сэкономим!»…
Сразу от лагеря дорога резко пошла вверх. Вообще-то, дороги не было. Был виден кое-где тракторный след на камнях. Иногда просматривался и второй след, но Степан значения этому не придал. Вперед, только вперед!
Чем выше поднимались, тем обломки камней становились крупнее, все чаще приходилось выискивать проход между глыб. Часов через шесть выползли на перевал и попали, как в молоко: туман. Выяснилось и происхождение второго следа: трактор тот развернулся и ушел назад на Меловой. На месте разворота валялась пара ржавых «башмаков», какие-то железяки, банки из-под консервов. Почему трактор ушел назад? Не прошли дальше или сломались?
Если бы Степан работал на Чукотке не первый год, если бы была хоть какая-то видимость, он, скорее всего, приказал бы вернуться и идти на Полярный. Ну а в этой ситуации доверился чутью опытного тундровика Ильича, который безапелляционно заявил: «Пройдем обязательно! И вездеход — это не трактор!»
Водораздел плоский, как стол, видимости — никакой. Где распадок, который, судя по карте, плавно спускается в долину Кувета? Времени на его поиски ушло порядком. Распадков много, но они вскоре заканчивались обрывами. С трудом, но нашли вроде бы нужный. Неглубокая лощина, пологий склон, уступов пока не видно. Еще раз сверились по компасу и карте. Он! Можно ехать.
Метров через триста лощина стала сужаться, еще через триста стала превращаться в каньон. Степан остановил вездеход, прошел вперед. Ничего радостного: склон резко пошел вниз, отвесные стены, щебень и крупные обломки сланцев. Пошел назад к вездеходу с твердым намерением вернуться и спуститься в долину Ревеема. Увы, но «поезд ушел»! Пока ходил, Ильич подвинулся метров на сто вперед, и развернуться на мокром щебне, да еще на таком склоне, — самоубийство! Задним ходом выползти также невозможно! Ругайся — не ругайся, а что-то делать надо… Двинулись вперед.
Каньон сузился, крупных обломков попадалось все больше и больше, и, по закону подлости, лежали они не так, как надо. Вездеход стаскивало вбок, пару раз «разулись»: слетала гусеница. Но это было только начало всех бед.
Когда каньон сузился до предела, стали попадаться уступы. Сначала невысокие, сантиметров по двадцать. Такие Ильич преодолевал легко. Потом — повыше. Приходилось останавливаться, выкладывать из обломков съезд и по нему спускаться. По ходу выяснилось, что лом, кувалду и прочий подобный инструмент Ильич оставил на базе. Поругались, потом еще раз, отвели душу, но двигаться-то надо!
Наступила уже ночь. Но какие на Чукотке летом ночи? Светло, работай — не хочу! Осторожно, с валуна на валун, двинулись дальше.
И вот тормознулись перед уступом метра полтора высотой (как выяснилось позже, первым из трех). Открыли сгущенку, попили водички из ручья, принялись за работу. Тут и вспомнились слова знакомого чукчи: «На Чукотке жить можно. Хреново только!»
Работа пошла бы, конечно, быстрее, если бы в наличии были лом и кувалда, но ничего, справились. Критически осмотрели свое сооружение. Ильич пощупал руками каждый камень: «Здесь меня сбросит влево. Здесь — вправо, здесь ударит бортом о стену. И дай Бог, чтобы торсионы выдержали!» Запасные торсионы-то были, но менять их в таких условиях?
Торсионы выдержали. Развалился подшипник на заднем катке. Тоже хорошего мало, но немного повезло: вездеход остановился в удобном месте на маленькой ровной площадке, так что справились с проблемой быстро.
С валуна на валун, с валуна на валун, вниз, вниз, вниз. Степан стал считать, сколько раз вездеход «разулся», досчитал до тридцати и бросил, было уже все равно. Утешался мыслью, что это — еще одна хорошая возможность изучить ходовую часть Газ-71. На одном из валунов вездеход резко наклонился. Торсион! Правый. Пока ремонтировались, Степан добрым словом вспомнил завбазой в Корфовском. При получении запчастей для восстановления этого «ящика с болтами и гайками» выяснилось, что торсионов на базе огромная куча, но ни одного правого! Все только левые! И завбазой, разбитной кореец, посоветовал: «Степан, а ты набирай побольше левых. На Чукотке вездеходов очень много, где-нибудь все равно поменяешь!» Радости не было предела, когда мерзлотчики в Анадыре пожаловались, что к ним пришла крупная партия торсионов, и все до единого — правые! Друг другу помереть не дали, конечно, разменялись.
Между тем, так называемая ночь кончилась. Неразлучная троица (Степан, Ильич и Газ-71) продолжала, хотя и с остановками, ремонтом, руганью, двигаться вперед. По пути сменили еще пару подшипников, один торсион, пару «башмаков», срезали резину на задних катках (вернее, остатки резины). Уже и обозначился конец пути: видно стало саму реку, а долина — рукой подать. После полудня вышли на последнюю террасу перед долиной. И вдруг… Видимо, Ильич от усталости потерял бдительность. Вездеход налетел брюхом (лодкой) на валун с острой вершиной и повис. Ни взад, ни вперед! Капкан! Попробовали сбить гранитный гребень зубилом, да только посбивали руки: и под вездеходом лежать крайне неудобно, не размахнешься как следует, да и гранит долбить обыкновенным зубилом… Эх, был бы домкрат! Но он остался известно где и по чьей вине…
Степан присел на соседний валун. Что же делать? В тайге бы живо приподняли вагами одну сторону вездехода, потом вторую. Но здесь не тайга. Ильич полез в вездеход, завел двигатель. Что он делает! Машина рванулась вперед, потом назад. Вперед — назад, вперед — назад… До Степана дошло: делает продольную вмятину в днище, чтобы хоть какой-то ход был у машины, а там можно уже что-то придумать. Только бы «лодка» выдержала, не порвалась! Нужна вмятина, а не дыра, иначе можно повиснуть окончательно! Когда замысел понятен, руки начинают действовать автоматически: Степан стал собирать крупные плоские камни.
Удалось сделать вмятину, появился ход сантиметров на тридцать. Осадив машину назад до предела, Ильич заглушил мотор, стал помогать Степану. Ни слова не говоря (о чем говорить?), стали выкладывать под гусеницами впереди трамплин, чтобы вездеход пошел резко вверх, а потом также резко вниз. Через час все было готово. Ильич полез в кабину, завел мотор, резко рванул вперед. Спрыгнул, все рассчитали правильно!
Через полчаса уже на косе у реки Степан достал карту, посчитали. Пять километров шли тридцать пять часов! Наскоро привели себя в порядок, перекусили и уснули мертвым сном.
Проснулись поздно, в приподнятом настроении, осмотрелись. Выше по Кувету просматривались какие-то строения. Поехали к ним. Чукотские яранги! Зимнее стойбище оленеводов. В ярангах только пожилая чукчанка да старый чукча Тынгычайвын. С ним Степан уже встречался. Давно старик на пенсии, а вот не сидится в Рыркайпии, на базе колхоза. Говорит, во время войны один(!) пас две тысячи оленей. И без тундры, без стада он не человек. По-русски почти не говорил, но как-то понимали друг друга, и неплохо понимали. Во время первой встречи тогда он показал на ружье Степана и что-то сказал. Бригадир оленеводов перевел:
— Старик говорит, что, после того как мы уйдем, через две недели можете оленей стрелять. Они уже не наши, мы их потеряли.
Потом подумал и добавил:
— Но он их не потеряет!
…Конечно, опять чай и разговоры. Степан еще раз поразился, как бережно чукчи относятся к топливу. В костерке, по его понятиям, и гореть-то нечему было, а котелок закипел буквально через считанные минуты. Заодно определились на местности. Вышли правильно, до искомой точки не так далеко. Но через гряду никогда никто не ходил — нет нормального спуска в долину Кувета. Осмотрел Тынгычайвын побитый вездеход, покачал головой: поверил, что действительно прошли.
По притоку Кувета перевалили плоский водораздел. По чукотским понятиям — ночь, по хабаровским — слабые сумерки. Однако, видимость скрадывали невысокие холмы. Где искать отряд? Палатке укрыться в небольшом распадке — плевое дело, а вот в каком? Поискали, поездили туда-сюда… Нет никого! Вдруг на одном из склонов проявились какие-то фигуры. Не понять, то ли медведи, то ли люди. Подъехали ближе: все-таки люди, но не те. Группа юных натуралистов из Певека с двумя наставниками. Изучают природу, видели, куда неделю назад садился вертолет. Недалеко совсем…
Часа в три ночи Степан увидел палатку. Антон выскочил в одних трусах, поорал для порядка, потом пошли расспросы. Осмотрел вездеход, подивился: хорошо все-таки отремонтировали его в Анадыре! Не считая вмятин, царапин, кое-каких потерь, все в норме, можно ехать. Оказалось, он уже заказал вертолет на утро на поиски «потеряшек». А днем вдоль Кувета прошел вездеход на Певек с рацией. Сообщил, что в долине никакого вездехода нет. Естественно, Антон решил заказать вертолет для поисков на самой гряде. Но ни Степан, ни Ильич проходящего вездехода не слышали: так крепко, видимо, спали… Назад решили ехать через перевал Сыпучий, да и другого пути просто не было. И нечего искушать Судьбу.
Вертолет все-таки пришел с самого утра. Антон решил, что раз такое дело, искать никого не нужно, воспользоваться случаем слетать в Певек, решить кое-какие организационные вопросы. Заодно забрали и натуралистов: увидели они вертолет и дружно захотели домой. Степан порадовался, что все переживания уже в прошлом, но оказалось, рановато.
Вертолет уже набрал высоту, как вдруг сорвался шквальный ветер такой силы, что на глазах у всех буквально потащил борт на скалы. И сопка-то всего одна лишь высокая стояла, но с земли казалось, что машина вот-вот «впечатается» в ее склон. Каким-то чудом вертолетчики справились: едва не задев колесами острый гребень, перемахнули сопку, сделали круг и ушли в сторону Певека. Пронесло, пронесло очередной раз…
Собрались быстро. Все уложили, увязали, побросали в кузов мешки с агатами… поехали. По пути забрали Тынгычайвына (ему нужно было к стаду подъехать), до Сыпучего добрались без приключений. На перевале сыро, холодно, туман, резкий ветер. Кое-как развернули рацию, связались с другими отрядами. Досталось Степану от всех коллег, особенно от лучшего друга Володи: «Я тебя трам-та-та, совсем уже, трам-та-та, похоронил! А ты, трам-та-та, эксперименты ставишь, трам-та-та, по Чукотке гуляешь! Турист, трам-та-та!» «Турист!» у него было самым ругательным словом.
Спуск с перевала Сыпучий просто замечательный. Крутой склон, покрытый слоем мелкого сланцевого щебня. Глубоко внизу просматривались две разбитые машины и вездеход. Понятно, как они туда попали.
Ильич встал на кабину, осмотрелся, скомандовал: «Всем идти дальше пешком!» Рабочие поворчали, но спорить не стали. Пошли. Погода — хуже не придумать: шквальный ветер, туман клочьями, секущий лицо дождь…
Медленно-медленно вездеход начал спуск. Иногда просто сползал на груде щебня. Каждый раз у Степана обрывалось сердце: если щебень попадет между катком и гусеницей и вездеход «разуется», то его уже ничем не удержишь! Но машина вязла каждый раз в куче щебня, Ильич выползал из кабины, внимательно осматривал гусеницы, осторожно выводил ее из плена, еще раз осматривал ходовую часть, только потом двигался дальше. Часа через три были все в безопасном месте. Повеселели: и ветер не такой сильный внизу, да и дождь кончился. Тынгычайвын быстренько сварил чаек, попили, согрелись, приободрились. Часов через пять были у моря. Каким родным и уютным оно показалось Степану. Простым и понятным, по крайней мере…
«Разбор полетов» по осени, конечно, был. Но, как всегда, точки над «ё» расставил начальник отряда Антон. Своей грубоватой шуткой разогнал все тучи, сгустившиеся над головой Степана: «Да знал я, что с этим гадом Степаном ничего случиться не может! Все равно выкрутится, змей!»
…А в приисковом поселке не поверили местные охотники, что геологи прошли таким путем через гряду. На следующий год охочие до истины ребята прошли пешком через гряду с проверкой. Разбитые подшипники, сломанные торсионы, куски резины, банки из-под сгущенки — все было на месте. Степан потом письмо получил с извинениями за скандал в поселковой столовой.

 

Первая встреча

Преддверие осени на Нижнем Амуре — чудесное время. Воздух становится чист и прозрачен; едва-едва тронутые желтизной березы настолько красивы, что поневоле рождаются мысли о добром и прекрасном; синее-синее небо до блеска отмыто августовскими дождями: нет и тени летней блеклости в зените. Природа торопится жить, природа торопится успеть завершить очередной жизненный цикл и заложить основу для следующего…
Поисковый отряд Степана работал на водоразделе Амур — Иски. Место чудное! Прекрасная видимость в обе стороны, море грибов, ягод; а чуть спустись вниз — кишащие рыбой речки: в одну сторону — Вайда, в другую — Иски.
В один из таких дней Степан засобирался на базу партии в Иннокентьевку. Чтобы не терять времени даром, он решил (как иногда это уже делал) не ждать вахтовку. Трястись по болотистой дороге два часа, да еще в объезд, как-то не «улыбалось». Можно пешком спуститься по Вайде до трассы Николаевск — Маго, по пути половить харьюзков, тормознуть потом рейсовый автобус на Маго и к вечеру быть на месте, да еще и с уловом. Тем более Степан давно уже обещал угостить свежими харьюзами соседку по общежитию. Пора бы уже и выполнить обещание!
Время совершить «вояж» позволяло. Хотя Степан и недавно стал начальником этого отряда, дела у него шли просто великолепно: и цеолиты, на которые работал отряд, «перли», и с планом по горным и буровым работам был полный порядок. Так что никто из руководства партии и экспедиции шибко в дела Степана не лез, своим временем распоряжался, как начальник отряда, сам.
Со Степаном напросился в «поход» и бульдозерист Серега. Какие-то семейные дела требовали его присутствия дома. Степан взял его с охотой: задел по горным выработкам большой, буровая установка на новую точку только что переехала, несколько дней отряд обойдется без бульдозера. Да и товарищ надежный: уже несколько раз делали с ним вылазки на Иски.
Собирались с вечера и быстро: сушеные грибы давно были готовы, а рыба ждала в речке. Что еще можно с собой нести в поселок? Свое ружье, ТОЗ-34, Степан решил не брать: и стрелять еще некого, и в рейсовом автобусе с ним как-то «неуютно» будет, да и по пойме речки с ним таскаться по кустам — хорошего мало.
Вышли рано поутру, по водоразделу добрались до истоков Вайды, стали спускаться к Амуру. Троп было много, выбирали те, которые не отходили далеко от речки. Прекрасная погода — прекрасное настроение! В редких «прорехах» зеленого покрова вдалеке синела лента Амура. Чистое и прозрачное небо без единого облачка… Жизнь просто удивительна и прекрасна!
Километра через два стали пробовать рыбачить. Но увы… тут ждало глубокое разочарование: Вайда была буквально «забита» летней кетой, и хариусу было глубоко плевать и на хитромудрые мушки, и на кузнечика, и на паута! Ноль! «Хорек»!
Промаявшись часа два с такой рыбалкой, Серега сдался: «Ну их, к такой-то матери, этих харьюзов, пошел я на дорогу! Хочешь, там тебя подожду, хочешь — пойдем со мной!» У Степана была такая здравая мысль: бросить такую рыбалку и выходить на трассу, но… как же соседка? Ведь обещал же! Да неужели пяток харьюзов выловить невозможно, коль они там плавают?! Ведь обещал же! Не пошел.
Посидел, покурил, подумал. Прошел немного вниз, внимательно присматриваясь ко всему. Нашел ручейников. Уж на него-то хариус должен брать! Бесполезно! Вывод один: надо ловить как-то кетину. Самку.
В одной из ям кета, видимо, просто уже не помещалась: стояла ошалелой толпой на перекате, у входа в «роддом». Степан выбрал камень поудобнее, присмотрелся. В кристально чистой воде хорошо были различимы самцы и самки… Удалось! Впрочем, промахнуться было трудно.
Икра была твердая, уже «готовая», хорошо нанизывалась на крючок. Буквально с первого же заброса Степан «завалил» среднего размера хариуса. Пошло дело помаленьку! Пройдя с километр по речке, он понял, что «борзеть» не стоит: два десятка харьюзов вполне хватит соседке. Да еще и леночек килограммовый… Вполне хватит. А самому все равно завтра к вечеру надо быть на участке… Хватит!
По всегдашней привычке Степан тут же на речке почистил рыбу, переложил травой, аккуратно уложил в пакет, пакет — в рюкзак. Все! Надо выходить на тропу, которая вела бы к дороге попрямее, речка уж больно сильно петляла.
Времени до автобуса было еще много, можно было не торопиться. Степан шел, наслаждаясь природой, по ходу рвал спелую уже голубицу. Ах, как она вкусна, первая голубика! Немножко терпкая и пахнет разогретой летней марью. Лето, можно сказать, ушло, а свой запах оставило ягоде.
Нагнувшись очередной раз за приглянувшейся синей кисточкой, Степан услышал за спиной громкий шорох. Резко обернулся… и похолодел: сзади, невдалеке, на двух небольших лиственницах сидели два медвежонка! Маленькие, явно этого года. Где-то рядом мама!
Метрах в пятнадцати впереди зашевелились кусты березки Миддендорфа… Вот и она — мамаша! Встала в кустах на дыбы и уставилась на Степана. Немая сцена: Степан, не шевелясь, смотрит на нее, она, не шевелясь, смотрит на Степана. В глазах у медведицы ничего, кроме любопытства: «Тебе че, парень, тут надо?»
Степану показалось, что это продолжалось очень долго. По крайней мере, хватило времени обдумать все. «Так! Бежать нельзя. Кричать нельзя. Резких движений делать нельзя. И не испугать медвежат». Высоко поднимая ноги, чтобы, не дай бог, не споткнуться и упасть, Степан стал отступать назад. Медведица так и стояла, не шевелясь, даже вроде бы голову набок от любопытства склонила. Как будто ждала: ну и какую глупость неожиданный гость совершит? Степан, на деревянных ногах, как манекен, отступал. Спокойствие — ледяное, мысли все в порядке: «Только не испугать медвежат, только не испугать медвежат!» Краем глаза покосился на листвянки. Медвежата сидели спокойно, забавно свесились и смотрели на Степана. Уже потом умом (а тогда — кожей!) Степан почувствовал уж очень какую-то домашнюю обстановку. Он вломился в чужой дом, и надо было просто уйти. Возможно, поэтому в тот момент не было и страха.
Прошел медвежат, сделал еще шагов пять… Вдруг медведица рухнула в кусты. Неужели бросится? Рядом только небольшие лиственницы, а убегать — нечего и думать! Нет… Тишина… Мамаша в кустах глухо заворчала, медвежата быстро спустились на землю и бодренько, без испуга, даже не взглянув на Степана, побежали в ее сторону. Значит, разговаривают медведи!
До Степана дошло, что все закончилось, и закончилось хорошо. Развернулся и быстро пошел прочь. Пройдя метров двести, он понял, что по другой тропе он доберется до трассы быстрее. Нашлась вскоре и такая тропка. Присел на пенек, попытался закурить. Спички ломались о коробок одна за другой, сигарета «плясала» в губах… кое-как прикурил. «А ведь отпустила! Отпустила! Просто отпустила!»
…Много, очень много лет потом Степан работал в тайге. Где только ни бывал, чего только ни насмотрелся. В том числе и зверей. По необходимости, бывало, и охотился. Но никогда, никогда не обижал медведей! Каким только образом с ними ни сталкивался: и нос к носу, и вспугивал на лежках, и просто в пределах досягаемости прицельного выстрела… ни разу не стрелял. Всегда почему-то сразу вспоминалась та первая медведица и ее глаза: «Тебе че, парень, тут надо?»
А ребятам, оправдываясь, говорил: «Ну не могу я! Не могу! Мирный договор у меня с ними! Пакт о ненападении!»
…Медведицу ту с медвежатами ни Степан, ни рабочие не видели больше ни разу. Ушла, наверное, и медвежат увела…




 

Архив номеров

Новости Дальнего Востока